У этого очень пролетарского вида юноши аристократическое имя – Эдуард. В сочетании с фамилией (её я называть не буду; почему – читатель поймёт позже) оно звучит ещё высокопарнее. Родители наградили. С такими данными – без псевдонима на театральных подмостках или в кино играть. Но его «подмостками» стала траншея у городской больницы в Комсомольском посёлке. Впрочем, Эдуард не играл – он тихо сходил с ума, заталкивая в рот щебень, чем ввёл в замешательство дорожных строителей, укладывающих асфальт у одного из корпусов больницы…
Сын твой, когда ему пять лет, - твой повелитель; когда ему десять, - твой раб; когда ему пятнадцать, - твой двойник; но потом уже одно из двух: либо друг, либо враг, в зависимости от воспитания.
Абрам Хасдай.
Просто любопытно…
- Приедьте, пожалуйста, сделайте что-нибудь – здесь бомж умирает! – гудел в телефонной трубке мужской голос. – Мы уж и в «скорую» позвонили, и в приёмный покой больницы обратились – нигде не реагируют: мол, бомжей не принимаем. Но мы же не звери – приютить парня надо…
Еду в Комсомольский. По дороге чертыхаюсь: наступит ли время, когда у людей не будет надобности сигнализировать о таких случаях? Прорываясь сквозь шум техники, кричу мужикам:
- Кто в редакцию звонил?
Работник ЛДСУ Андрей Красных вводит в курс дела:
- Мы давно того парня заметили - подкармливали. Он, вроде бы, нормально себя чувствовал, а сегодня второй день уже лежит, вместо пирогов камни в рот тащит… Мы с мужиками уже сами на носилках унесли его в приёмный покой…
В полумраке приёмного покоя после осенней, щедрой на краски улицы на несколько мгновений слепну. По запаху безошибочно определяю местонахождение нового постояльца. Невысокого роста человек, сгорбившись, дожидается помощи на краешке кушетки. Рядом шелестят белые халаты. Скрестив руки на груди, из коридора за действом наблюдает молодой человек в форме. Милицию уже вызвали? Нет – всего лишь охранник больницы. Ему тоже любопытно. Любопытно, как человек оказался на краешке жизни…
Как быть с «фруктом-овощем»?
«Овощ» - так на жаргоне называют больных людей, не способных каким-либо образом реагировать на окружающую действительность. Они здесь, но не с нами – где-то в себе. Такой образ всплыл в моей памяти после нескольких не совсем удачных попыток привлечь к себе внимание Эдуарда (картавя и сливая звуки один в другой, мужчина едва слышно произнёс это имя).
Красно-сине-чёрные руки с растопыренными пальцами – все в каких-то порезах, царапинах. Шапка натянута по самые глаза. Промасленная, рваная куртка-тужурка. Нечто, отдалённо напоминающее останки ботинок. Запах – терпкий, настоянный на сырости ночей и бесприютном существовании запах обочины бытия. Но глаза – под стать аристократическим имени и фамилии – с пушистыми длиннющими ресницами. Дура! Надо думать, что с бомжем дальше делать, а я его ресницам завидую…
- У нас чуть не каждый день тут бомжи «умирают» - и что теперь делать? - «пришпиливают», опуская на землю с небес, слова врача приёмного покоя. – Чуть похуже стало – они к больнице подбираются, а где ж мы на всех койки найдём?
Над Эдуардом сердито-снисходительно «колдуют» руки в перчатках. Спирт, бинты, найденная где-то старая обувка – вот и помощь.
- Ему, действительно, не требуется госпитализация? – уточняю у медперсонала.
- Нет, конечно! Здесь он находиться не может…
Набираю кажущийся спасительным номер телефона заместителя директора социально-реабилитационного центра «Возрождение» Олега ОЖГИХИНА. Он уже выручал в подобных ситуациях, принимая в здание бывшей ШРМ «проблемных» постояльцев хотя бы до выяснения их личности, оформления документов. Хотя, откровенно говоря, никто ему эту заботу не оплачивает, и формально вести такую работу центр не вправе. Ещё несколько лет назад «Возрождение» пыталось попасть в краевую программу оказания помощи людям без определённого места жительства. Однако помещения бывшей ШРМ не прошли контроль на соответствие определённым требованиям, а у города просто нет денег на устранение замечаний. Однако мне и на этот раз повезло. Олег обещает: через час, когда освободится машина центра, Эдуарда заберут из приёмного покоя.
- Никуда отсюда не уходи, слышишь?! – наказываю новому знакомому. Скрестив на груди перебинтованные руки, он упал спиной на кушетку. «Аристократические» глаза уставились в потолок. Как быть с этим «фруктом-овощем»?..
Жива мать. Есть отчим…
Эдуарда, действительно, забрали в центр. Но не прошло и суток, как его на «скорой» вернули в больницу: с ним случился эпилептический припадок. И уже при подробном осмотре выяснилось, что требуется ампутация пальца на ноге.
…С первого взгляда и не узнала в умытом, причёсанном и переодетом МОЛОДОМ человеке того замызганного найдёныша. И взгляд уже осмысленный. И даже на вопросы отвечает. Через раз. Эдуарду 20 (!!!) лет. Жива его мать. Жив брат. Есть отчим. И есть квартира отчима, в которой Эдуард почему-то не живёт. Почему? Делает вид, что не слышит вопроса: отводит взгляд и ёрзает на клеёнке. У него недержание мочи. И чесотка. В духоте палаты он спрятался под одеяло – только голова торчит. На тумбочке – груша. Видимо, ею угостил парня кто-то из соседей по палате. Они делят больничную «комнату» втроём. Мужики хоть и поругивают соседа: мол, ночами кричит, матерится – спать не даёт, но по-мужицки жалеют. Рассказывают, как приходила к Эдику «делегация» непонятной социальной принадлежности – те самые родственники. Совсем не, скажем так, аккуратно одетые, с загорелыми лицами, какие обычно бывают у «искателей» на зольном отвале, такие же немногословные. Покатали Эдика на коляске по коридору, обещали навестить ещё…
- Ты закончил школу? – спрашиваю у больного.
- Да. Девять классов...
- А как учился?
- Хорошо. Хотел поступить – машины ремонтировать. Не получилось потом…
Эдик говорит несвязно, порой теряя логику размышлений. Мечтает иметь свой трактор. Как оказался в траншее у больницы? Снова провал сознания. Говорит, уже месяц ни с кем не общался. Куда пойдёт дальше? Снова взгляд в никуда и шорох клеёнки. Отчим нигде не работает. Мама, якобы, работала в школе медиком. Сейчас тоже без заработка. Пьют…
О силе врачебного долга
- У этого молодого человека энцефалопатия мозга – следствие алкоголизма, - по-врачебному сдержанно уточняет заведующая отделением гнойной хирургии городской больницы Валентина ПЕРВАКОВА. – Гибнут нервные клетки головного мозга – развивается слабоумие. Процесс отмирания клеток идёт и в конечностях, и во внутренних органах. Вот почему такие больные, как правило, не ощущают ног – не чувствуют боли, не могут убежать, даже если надвигается опасность.
Для больницы пациенты этой категории – проблемные пациенты. Их невыгодно принимать: как правило, у них нет документов, полиса медицинского страхования. А ведь вдобавок к основному заболеванию у них находится масса сопутствующих, заживает всё гораздо дольше, и потому они подолгу находятся здесь. Больше ста тысяч рублей – в такую сумму «вылилось» больнице лечение пациентов без определённого места жительства за полгода. И никто не вернёт эти деньги!
- Как бы то ни было, помогать таким людям - наш врачебный долг, - замечает Валентина Михайловна. - Если честно, работать с таким контингентом чаще даже комфортнее. Они беззлобные, тихие, не устраивают скандалов… Другое дело, что выписываем мы их практически «в никуда». Им некуда идти, и часто эти пациенты, поскитавшись где попало, снова оказываются у нас. Такой вот круговорот…
Некоторое время назад пролечили одного не старого ещё бомжа. Перед выпиской спрашиваем: есть куда идти? Он заверяет: мол, пойдёт в гараж – там и отопление проведено. Через неделю приходит к нам сотрудник милиции: мужчина со справкой о выписке в кармане повесился в подъезде дома на улице Орджоникидзе. Видимо, понимал, что чем-то ещё помочь мы ему не можем - от безысходности свёл счёты с жизнью…
Такие разные матери…
Оказаться на краешке жизни в 20 лет – в возрасте, когда всё только начинается. Погибая, выбросить белый флаг и беззвучно попросить помощи у сильных – тех, которые нашли своё место под солнцем. «Естественный отбор», - заметит иной циник. Но в мирное время, на мирной территории! При ЖИВЫХ самых родных людях!!! Нелепо и страшно одновременно. Что ж вы с собой делаете, мужики?!
Недавно посмотрела документальный фильм о первой чеченской кампании. До сих пор ком в горле. Такие же юнцы, вчерашние школьники, тоже оказались на краешке жизни. Туда же, на край «обрыва», где смешались жизнь и смерть, правда и кривда, патриотичные призывы и понятная боязнь пацанов быть «пушечным мясом», поездами-самолётами-автобусами добирались их матери. Они тоже по-настоящему прошли войну – след в след со своими кровиночками, омывая эти следы солёными, словно кровь, материнскими слезами. Их сыны тоже лежали в траншеях, только выбросить белый флаг им было не для кого. Если только сдаться в плен. Матери вымаливали у местного люда расположение чеченских полевых командиров – часами стояли перед ними на коленях: найдём любые деньги – только верните сына! Живого ли, больного, мертвого ли – только ВЕРНИТЕ! Иногда возвращали. Чаще обманывали. И надо было видеть РАДОСТЬ матери, ОПЛАКИВАЮЩЕЙ найденные всеми правдами и неправдами останки сына. Это он, родной! Не затерялся на чужбине в огне непризнанной войны. Стал её золой, но похоронить его можно на родной земле…
Матери Эдуарда не нужно ни у кого вымаливать сына. Выпишут из больницы – будет при ней. Живой. Как выяснилось в процессе подготовки материала, она в сопровождении двух мужчин навещала Эдика ещё несколько раз. Но нужен ли он ей? Почему допустила сына до такого состояния, ведь на это ушли не пара дней – годы?! Не имея чёткого ответа на эти деликатные вопросы, я не называю фамилию героя этой публикации.
На уговоры медиков определить его в «Возрождение» (предварительная договорённость об этом с Олегом Ожгихиным есть) Эдуард, как обычно, тихо, но упорно отвечает: «Пойду к отчиму. Там меня ждут…». Ждут с хорошей жизнью? Если да, то слава Богу. Если нет… Мужики, да будьте же вы НАСТОЯЩИМИ мужиками! Женщины, будьте НАСТОЯЩИМИ матерями, ведь под сердцем же выносили своих кровиночек! Детей берегите! Ведь в мирное время живём…
Социальные комментарии Cackle
